[…]Изучать Университет — значит брать предметом исследования то, что, в общем-то,объективно; акт объективации есть ситуация, исходя из которой легитимируетсяобъективирование. Одновременно [наше] исследование имело постоянно двойнойпредмет — наивный, видимый: «Что есть Университет?», «Как это работает?», иособое действие объективации, каким является объективация институции, социальнопризнанной в качестве созданной для совершения объективации, претендующей наобъективность и универсальность. Мое намерение заключалось в том, чтобы,выполняя эту работу, провести некоторого рода социологический эксперимент поповоду социологической работы; попытаться показать, что, возможно, социологияможет уклониться хоть чуть-чуть от круга «исторического» или«социологического», используя то, чему социальная наука учит о социальном мире,в котором производится социальная наука, чтобы контролировать эффекты детерминизма, воздействующие на этот мир и, в то же время, на социальную науку.

Объективироватьобъективирующего субъекта, объективировать объективирующую точку зрения — этопроделывается постоянно, но производится, очевидно, слишком радикальным образом и, вдействительности, очень поверхностно. Когда говорят: «Социолог включен висторию», — то тут же думают: «буржуазный социолог». Иными словами, думают, чтообъективировали социолога или, в более общем виде, производителя культурныхблаг, в то время как объективировали свою «классовую позицию». Упускают, чтонужно еще объективировать свою позицию в этом субуниверсуме, в которомангажированы специфические интересы и которым является мир культурногопроизводства. лля тех, кто интересуется социологией литературы или социальнойисторией литературы, социологией философии или социальной историей философии,социологией искусства или социальной историей искусства И т. д., одним извкладов этой работы, во всяком случае, одним из намерений, является показ того, что, когда производят объективацию à la Лукач…raquo;Цlaquo;ольдман (возьмемнаиболее мягкую форму очень распространенного социологического редукционизма),то устанавливают в резком виде связь между культурной продукцией и позициейпроизводителя в социальном пространстве. Скажут: это выражение набирающей силубуржуазии и т. п. Но это ошибка от «короткого замыкания», ошибка, заключающаясяв увязывании сильно удаленных терминов и в вытеснении опосредующего оченьважного звена — пространства, внутри которого люди производят, то есть того,что я называю полем культурного производства. Такое подпространство есть такжесоциальное пространство, имеющее внутри социальные цели особого типа, интересы,которые могут быть совершенно «неинтересными» с точки зрения целей, значимых во внешнем мире.

Ноостановиться на этом значило бы, вероятно, допустить главный перекос,первопричина которого не заключается в интересе, связанном с принадлежностью.За социальными детерминантами, связанными с особой позицией, существуютдетерминации значительно более фундаментальные и значительно менее заметные,те, что присуши положению интеллектуала, позиции ученого. Как только мыначинаем наблюдать социальный мир, мы вводим в наше восприятие перекос, которыйпроисходит от того, что говорить о социальном мире, изучать его с цельюговорить о нем и т. п., нужно, выведя себя из этого мира. Перекос, которыйможно назвать теоретическим или интеллектуа-листским, заключается в забываниивключать в формулируемую теорию социального мира тот факт, что эта теорияявляется продуктом теоретического взгляда. лля того чтобы делать истинную наукуо социальном мире, нужно одновременно формулировать теорию (строить модели и т.п.) и вводить в окончательную формулировку теории теорию расхождения между теорией и практикой.

Когдаречь идет об университетском мире, о том, чтобы для сотрудника университетаизучать университетский мир, то все склоняет к такой теоретической ошибке.Почему? Потому, что университетский мир, как любой социальный универсум, являетсяместом борьбы за истину об университетском мире и о социальном универсуме вцелом. Одна из вещей, о которой чаще всего забывают: тот, кто говорит осоциальном мире, должен считаться с фактом, что в социальном мире говорят осоциальном мире [помимо прочего] и для того чтобы оставить за собой последнееслово о нем; социальный мир есть место борьбы за истину о социальном мире.Оскорбления, навешивание расистских ярлыков и т. д. являются категоремами, какговорил Аристотель, т. е. публичными обвинениями, актами наименования,номинациями, которые претендуют на универсальность, а значит на власть надсоциальным миром. Мир Университета имеет ту особенность, что в наше время, внаших обществах, его вердикты несомненно являются одними из самих могущественныхсоциальных вердиктов. Некто, получающий научное звание, получает также и свидетельствооб уме (одна из привилегий обладателей звания, кроме прочего, это возможность сохранять дистанцию по отношению к званию).

Социальныйуниверсум есть место борьбы за знание о том, чем является социальный мир.Университет есть также место борьбы за знание, кто внутри этого универсума,социально уполномоченного говорить истину о социальном (и о физическом) мире,действительно (или главным образом) имеет право говорить истину. Эта борьба сталкиваетсоциологов и юристов, но она сталкивает и юристов с юристами, а социологов ссоциологами. Выступать в качестве социолога — значит с очевидностью пытатьсяиспользовать социальные науки, чтобы поставить себя в качестве арбитра илисудьи в этой борьбе, чтобы сортировать верное и ошибочное. Иначе говоря, ошибкаинтеллектуализации и теоретизирования постоянно угрожает социальной науке (вобласти этнологии это ошибка структуралистов, заключающаяся в формулировке: «Я лучше туземца знаю, кто он такой»). Эта ошибка есть искушение par excellence для того,, кто-, будучи социологом, азначит включенным в поле борьбы за истину, имеет намерение говорить истину о Мире и о противоположных точках зрения на этот мир.

Какя уже говорил, тот факт, что я имел почти сознательное намерение с самогоначала быть внимательным к предмету, а также к работе над предметом, уберегменя, как мне кажется, от этой ошибки. Я хотел сделать именно такую работу,которая способна избежать, насколько возможно, социальных детерминаций спомощью объективации особой позиции социолога (исходя из его образования,звания, дипломов и т. п.) и осознания вероятности ошибки, свойственной этой позиции.Я знал, что нужно не просто говорить правду об этом мире, но говорить также отом, что этот мир есть место борьбы за то, чтобы говорить истину об этом мире инужно открыть, что объективизм, с которого я начинал, и заключенное в немпокушение уничтожить соперников, объективируя их, были генератором ошибок, иошибок технических. Я говорю «технических» для того чтобы показать различие междунаучным трудом и трудом чистой рефлексии: в научной работе все то, о чем ятолько что сказал, передается через совершенно конкретные операции; черезпеременные, добавляемые для анализа соответствий; через вводимые критерии и т. д.

Теперьвы скажете: «Но Вы ничего не говорите об объекте. Вы не говорите, что естьуниверситетский работник, что есть Университет, как это все работает, какимобразом функционирует.» ло определенного предела я не хотел говорить о предметекниги, я хотел произнести по поводу книги речь, которая стала бы введением вчтение и одновременно гарантией от неуправляемого чтения. Эта книга, когданужно было ее опубликовать, поставила передо мной проблем больше, чемкакая-либо другая. Всегда существует чрезвычайная опасность потерять контрольнад тем, что говорят. Начиная с VII письма Платона, все рассуждают об этом. Я всильной степени испытывал страх, что интересы, которые читатели (состоящие,принимая во внимание тему книги, без сомнения, на 80% из университетчиков)инвестируют в чтение, будут настолько сильными, что вся работа, которую я проделал,чтобы разрушить этот интерес, чтобы разрушить его воздействие и даже, чтобыразрушить заранее такое чтение, окажется напрасной. Люди только и будут спрашивать себя: «А где я на этой схеме? А что он говорит об Untel.» и т. п. и снизят до уровня внутренней борьбы в поле тот анализ, который имел целью объективировать эту борьбу и, тем самым, научить читателя владеть ею.

Можноспросить себя: «А для чего все это нужно?» Вполне закономерный вопрос. «Развеэто не искусство для искусства, не самовлюбленный и немного декадентскийрефлексивный поворот науки к себе самой?..» Очевидно, я так не считаю. Я думаю,что такой труд имеет научные достоинства, и что для социальных наук социологическийанализ производства производителей является императивом. Рискуя удивить иодновременно разочаровать многих среди вас, придающих социологии провидческую иэсхатологическую функцию, я добавлю, что такой вид анализа мог бы иметь такжеклиническую функцию и даже терапевтическую: социология является чрезвычайномогущественным инструментом самоанализа, предоставляющим каждому возможностьлучше понять, кто он такой, давая ему понимание его собственных социальныхусловий производства и позиции, занимаемой им в социальном мире. Конечно, этосовершенно разочаровывающее и совсем не то, распространенное, видениесоциологии. Социология может также иметь другие функции, политические или ещекакие-то, но в этой, представленной вам, я уверен более всего. Отсюда следует,что эта книга требует определенного типа чтения. Речь не идет о том, чтобычитать ее как памфлет или использовать для самообвинений. Социологию частоиспользуют либо для того чтобы высечь других, либо для самобичевания. На самомделе, речь идет о том, чтобы сказать: «Я есть то, что я есть». А не о том,чтобы восхвалять или осуждать. Попросту это предполагает все виды естественнойсклонности, и когда нужно говорить о социальном мире, вероятна ошибка. Все этозаставляет меня держаться на грани нравоучения — Бог свидетель, как я этого нелюблю! — но я должен говорить это потому, что если мою книгу будут читать как памфлет, она станет мне ненавистна и уж лучше тогда ее сжечь.

[1] доклад по поводу выхода в свет книги «Homo academicus» (Страсбург, декабрь 1984 г.).